Волнение сменилось заботами. Никола Перро ушел с эстафетой, а все остальные принялись спешно сооружать помещения, где могли бы расположиться наемники. Спустя несколько дней появился посланец Никола Перро.

— Они идут!.. Они идут!

Не выдержав, все устремились навстречу. Жители Вапассу и индейцы бежали вдоль берега. Когда они достигли конца третьего озера, из зеленых зарослей, совсем рядом с низвергающимся в пучину водопадом, показался первый путник. Он был в стальных латах, плечистый, похожий на германца, с жесткими волосами и светлыми глазами под кустистыми бровями — типичный наемник, каких можно встретить на полях сражений в Европе, ступающий по земле Нового Света. Они окружили его и с волнением приветствовали. Он ответил по-немецки.

Затем во главе с Никола Перро появились и остальные. Их было тридцать человек: англичане, шведы, германцы, французы и швейцарцы, ирландцы.

Жоффрей де Пейрак сразу заметил, что самого Курта Рица среди них нет, а ведет отряд его верный друг лейтенант Марсель Антин. Это был швейцарец-дворянин из французского кантона. Он приветствовал графа де Пейрака и передал ему довольно пухлое послание, в котором, сказал он, объясняется отсутствие их командира Рида. Что же касается его самого, то он взял на себя его полномочия и счастлив, что исполнил порученное ему дело. Он сказал также, что одна парусная лодка отправилась по реке одновременно с ними, другие последуют за ней. Провизия уже отправлена с его людьми, и еще каждый из тех, кто пришел с ним, принес с собой по бочонку водки или вина, предназначенному для праздника по случаю их прибытия.

На вопросы де Пейрака о Рице, не заболел ли он, не ранен ли, Марсель Антин уклончиво ответил, что объяснение содержится в письме, которое, если мессир граф пожелает, они вместе обсудят позднее.

Жоффрей де Пейрак согласился с его предложением. Не надо ничем омрачать радость первых часов встречи!

В Вапассу на просторной поляне, неподалеку от лагеря индейцев, их уже ждали длинные столы на козлах. И вот на глазах у оторопевших индейцев начался пир. Анжелика ходила от одного стола к другому, присаживалась около новичков, расспрашивала их, стремясь перекинуться хотя бы несколькими словами с каждым.

Ее сердце ликовало. Гимн радости звучал в ее душе. «Мы победили, мы победили», — думала она.

А со старожилами Вапассу она обменивалась радостными взглядами сообщников. И когда она проходила мимо этих людей, ставших ей за зиму такими близкими, она крепко жала руку каждому из них. Ей хотелось обнять всех, даже Кловиса, и со слезами на глазах благодарить их. Она вспомнила слова мужа, сказанные ей в те дни, когда они еще только готовились к зимовке в Вапассу, слова, которые он произнес тогда с таким убеждением, что заставил ее поверить в их правоту: предстоящая зима покажет, чего стоит каждый из них.

И вот зима осталась позади. Они все здесь, живые. Каждый из обитателей Вапассу доказал за эти месяцы, чего он стоит, даже женщины и дети! Все остались верными самим себе и тому, кто предложил им тогда держать пари, что они выживут. И теперь к ним пришла победа.

Да, победа, потому что тридцать солдат — это сила в Новом Свете, где большинство крепостей могут похвастаться всего лишь пятью или шестью защитниками. Кто отныне сможет одержать верх над фортом на Серебряном озере?.. Завтра наемники возьмутся за работу, будут валить деревья, воздвигнут неприступные крепостные стены.

Победа!

Ведь если взвесить все, то, когда они высадились здесь, в этой обманчивой

— ибо она казалась пустынной — Америке, чем могла она устрашить их? Шесть с небольшим тысяч канадцев на севере, около двухсот тысяч англичан на юге, живущих на побережье и в устье больших рек, на западе двести тысяч ирокезов, дружески настроенных по отношению к англичанам, и почти столько же союзников Новой Франции на востоке — абенаков, алгонкинов и гуронов.

На первый взгляд повсюду — полчища врагов, но на самом деле они были не так уж страшны, потому что страна огромная и весь этот разрозненный мир белых и красных находился в постоянных раздорах, которые ослабляли и тех и других.

Вот почему шестьдесят человек, полных решимости отстоять свою независимость, являли собою непобедимую силу, ибо дух господствует над всем. Канадцы из Новой Франции уже доказали это, когда они, невзирая на то что их в тридцать раз меньше, сумели подчинить себе весь север Америки вплоть до Нью-Йорка, а скоро, возможно, доберутся и до Китайского моря. Сегодня Жоффрей де Пейрак утвердил свою свободу и свою независимость!

Когда поднялась луна, они снова вернулись к праздничному столу. Индейцы тоже получили свою долю и включились в общее веселье. До глубокой ночи в Вапассу продолжалось пиршество — пили, пели, танцевали под звуки гитары Кантора и неистовой скрипки одного из наемников-ирландцев. Из лагеря индейцев доносились удары барабанов, черепашьих погремушек, звуки фарандолы, бурре и тарантеллы, которую, жонглируя кинжалами, танцевал Энрико Энци.

Три женщины Вапассу не могли пожаловаться на нехватку кавалеров. Анжелика и Эльвира переплясали в этот вечер все танцы французских провинций, и даже госпоже Жонас пришлось исполнить ригодон.

И прибрежные скалы изумительным эхом отражали смех и песни, музыку и хлопки, а луна нежно смотрела сверху на три озера.

Почти сразу после полуночи Анжелика вернулась в форт. За ней послал муж. Она нашла его в их спальне подле искусно выделанного кожаного мешка, который в числе прочих вещей принесли наемники. Жоффрей, приоткрыв его, достал оттуда роскошное платье из голубого атласа с филигранным серебряным воротничком. Он приказал привезти это платье из Голдсборо. А для него привезли костюм из зеленого бархата и все, что необходимо к нему.

Анжелика надела платье почти с робостью. Когда они оба вышли из форта на мыс, громкий приветственный возглас разнесся над поляной, где собрались вместе белые и индейцы. В этом крике слышались и гордость, и удовлетворение, и восхищение успехом, и чистосердечная любовь к супружеской чете, что стояла там, на мысе, и с улыбкой смотрела на своих сподвижников.

В свете луны платье Анжелики выглядело серебряным, а ее ниспадающие волосы — цвета светлого золота.

— Черт возьми, — сказал один из французов, который уже подружился с Жаком Виньо, — ты все твердишь о какой-то принцессе! Если когда-нибудь я и сомневался, что у вас здесь есть такое чудо…

— Она не принцесса, — оборвал его плотник, с презрением глядя на него, — она королева!..

Он смотрел на Анжелику, которая подходила к ним, опираясь на руку Жоффрея де Пейрака.

— Наша королева! — тихо сказал он. — Королева Серебряного озера!

Глава 3

В эту ночь в объятиях Жоффрея де Пейрака Анжелика вкусила любовь с чувством какой-то веселости и легкости, чего, казалось ей, она не испытывала со дней юности. По сияющей улыбке Анжелики Пейрак догадывался, что она наконец освободилась от оков, слишком долго сдерживавших непосредственность ее порывов. Их наслаждение было обновленным.

Под сенью деревьев начинали петь птицы. Светало. На берегах озер кое-где еще виднелись огни — там горело несколько костров, вокруг них сидели со своими трубками мужчины. В маленькое оконце доносился шум леса и воды.

Эта грубая, неприхотливая кровать была челном, который перевез их на другой берег зимы. Здесь Анжелика спала в такой тесной близости к мужу, что иногда ощущала на своей щеке его дыхание и запах его кожи преследовал ее во сне, а едва проснувшись, она чувствовала, как он губами нежно касается ее губ. Нечто неуловимое, жаркое, нежное. Ее исцеление началось с этого сна любовников.

Сегодня они вновь отыскали нить Ариадны и вновь обрели то, что пятнадцать лет назад было прервано костром инквизиции и гонением, которому подверг графа де Пейрака король Франции.

Только на следующий день Жоффрей де Пейрак прочел письмо. Оно было от мэтра Берна. Торговец-рошелец сообщал новости о колонии Голдсборо, о том, как провели они зиму. В общем, зима прошла хорошо, писал он, но не обошлось без неприятностей: недавно в бухте появился пират по прозвищу Золотая Борода. Преследуемый по пятам то одними, то другими, он укрылся на островах, и вот он-то черт знает чего ради похитил этого самого Курта Рица, который только что прибыл в порт со своими людьми.